Имя Вацлава Ластовского, думается, хорошо известно всем белорусам – и тем, кто интересуется белорусской культурой. Это человек, преуспевший в общественной и политической деятельности, один из тех, кто стоял у истоков белорусской государственности. Ластовский заявил о себе не только как политик, но и как историк, филолог и литературовед. А потому вовсе не случайно, что его опыт в различных областях науки и личные убеждения органично привел к своеобразному авторскому манифесту белорусской истории – повести «Лабірынты».
Название повести сразу вызывает ряд ассоциаций. Это отсылка к известному лабиринту на Крите, где, согласно легенде, чудовище с головой быка требовало человеческих жертв. Это и намек на палеолитические лабиринты, созданные древними людьми для ритуалов инициации. Это и переплетение мыслей человеческого разума, и намек на лабиринты темных веков белорусской истории. И, конечно же, это указание на подземные ходы под Полоцком, где, собственно, и происходят главные (и самое загадочные) события в тексте.
Главный герой повести приезжает из Вильнюса в Полоцк – поскольку, по его собственному заявлению, «стала ў мяне звычаем выязджаць на тыдзень-два ў які-колечы закутак Беларусі для апазнання роднай старасвеччыны». На окончательное решение о путешествии повлияло письмо, полученное от главы местной группы любителей древностей. Главный герой, сам заинтересованный этой темой, посещает раскопки в Бельчицах, а вечером знакомится с участниками кружка, в том числе с загадочным «маўклівым, сівавусым старцам» Григором Н., прозванным «Подземным человеком». Завязка достаточно обыденная, и даже необыкновенные познания Григора Н. о «падзямельных ходах і дзівах, скрытых у іх, якія ён умеў апавядаць з паражаючым рэалізмам», изначально не подаются автором как нечто необычайное. В конце концов, в этом кругу поклонников древностей также есть знаток кабалистики и демонологии, у которого была «чарнакніжная бібліятэка, якой нікому не паказваў і не даваў чытаць». Вообще, ритм действия в первой главе несколько замедленный, что как бы готовит почву для дальнейшей встречи с неизвестным, к визиту в вынесенные в название повести Лабиринты и погружению в древние тайны.
Подобная игра с читателем используется, чтобы рассеять его внимание, чтобы произвести эффект неожиданности, типичный для фантастической литературы. И тем более – для литературы ужасов. Если подумать, то произведение В. Ластовского вполне органично вписывается в рамки жанра «готической повести». Например, локус в логическом центре текста, вокруг которого разворачиваются все события, представляет собой древнее здание, полное загадок. И сам по себе этот локус активно опасен и хорошо хранит свои секреты – например, тут «дошка на вяртугу ўстроена, хто не ведае, ступіць на яе, то і зваліцца ў глыбокі калодзезь, а дошка сама сабой стане на месца». Автор активно задействует жуткую атмосферу подземелья – так перед героем появляется «корст, у якім ляжыць той, хто дабудаваў гэтыя ходы». Сама цель проникновения в загадочные Лабиринты с Подземным человеком оказывается почти волшебной, даже религиозной.
Причем главный герой должен пройти тест-инициацию, доказать, что у него нет низких устремлений: «перш чым увайсці ў тайныя ходы, у якіх нашы празорлівыя прадзеды захавалі не толькі свае культурныя, але і вялікія матэрыяльныя багацці, ты павінен даць абяцанне, злажыць прысягу на вечную тайну». В пламени свечи главному герою кажется, будто умерший в гробу моргает глазами, формула торжественной клятвы пугает его. «Словы былі так урачысты, закляцці такія страшныя, акружэнне так незвычайнае і нечаканае, што мне закружылася галава». Внезапно со всех сторон обрушивается темнота, проводник героя пропадает, «як быццам аступіўшыся, зваліўся ўніз». Одиночество героя, его беззащитность в таинственном древнем месте, его страх и растерянность, наконец, сама загадочная смерть его мудрого проводника, кровь на камнях и неоднозначный финал – все это наилучшим образом вписывается в стиль готической литературы.
Героя переполняет «забабонная багавейлівасць да акружаючых мяне муроў і рэчаў» – теперь он сам становится одним из тех, кто «піў з чашы таямніцаў», адептом древних знаний своей земли. И, полагаю, вот этот аспект мистической «привязанности» к древней забытой, но поистине грандиозной истории, аспект, который автор довольно четко подчеркивает, является ключом к работе. Как и для Томаса Мора в его «Утопии», текст для Ластовского – способ выразить свои взгляды на идеальный общественный строй, свое мнение об истории Беларуси и ее современности, свое видение фантастического «золотого века», который, кажется, все еще существует под сводами Лабиринтов.
У главного героя появляется новый проводник: увидев «чалавечую постаць у белай вопратцы і ў белым мітрападобным клабуку на галаве», рассказчик с удивлением узнает уже известного Ивана Ивановича. Тот проводит нового адепта тайных знаний по темным коридорам и, подобно Вергилию в «Божественной комедии» Данте, путь в темноте сопровождает комментариями. Однако комментарии Ивана Ивановича гораздо более пространные. Автор вкладывает в уста этого персонажа историю (даже лекцию) о древней религии, основанной на «на траістасці ўсяго існуючага», и образе жизни предков с целым рядом «унутраных пераабражэнняў і рэформ». В версии, изложенной Иваном Ивановичем, именно славяне «занеслі ў Грэцыю не толькі некаторыя мастацтвы, але і цэлую рэлігійную сістэму, навукі і ўмеласці», однако в конце концов, были уничтожены греками, а те, в свою очередь, «стараліся іх зняславіць перад гісторыяй, няслушна прыпісваючы ім нялюдскія абычаі і чараўніцтва».
Не обходится и без критических оценок истории. Автор приводит свой собственный комментарий к земельному праву, украшенный мифологическими отсылками: «права гэта да сягоння несправядлівае. І будзе датуль актуальным, пакуль кожны народ не станецца гаспадаром у сваім краі, пакуль кожны, хто палівае сваім потам загон, не будзе праўным, прызнаным і ўсвячоным правам яго валадаром. Гэты ж час ужо недалёк!»
Фактически, перед нами попытка создания народного мифа, поэтичного и яркого в своей образности. Белорусские акценты, даже если не учитывать мифологические конструкты Ластовского, вполне очевидны. Тут и комический образ немецкого чиновника, настойчивого русификатора, и образ седовласого Григора Н., который «упарта гаварыў толькі па-беларуску, а часам прытвараўся, што не разумее некаторых слоў па-расійску і, па некалькі разоў перапытаўшы, паўтараў слова ў перакладзе на беларускую, з асаблівым на яго націскам». Да и сам главный герой-рассказчик, очарованный древностью, не преднамеренно ли остается безымянным и как бы «безликим» – так, чтобы читатель мог лучше ассоциировать себя с ним.
Учитывая время написания произведения – время активной белорусизации, социального и культурного подъема – неудивительна подобная художественная попытка со стороны пламенного общественного деятеля. Для осознания своего места в мире, своих корней и достоинства любая нация должна чувствовать связь с прошлым и этим прошлым гордиться. Ластовский, даже фантазируя, даже смешивая реальные факты (скажем, о Полоцкой библиотеке) с захватывающей выдумкой, пытается предложить своему читателю такой миф. И эта его попытка, встроенная в увлекательную форму готической повести, не может не заинтриговать и не пробудить воображение и желание узнать больше о своей земле и своей истории.
Желание войти в Лабиринты знаний, отбросив низкие стремления.
Может, это именно тот эффект от текста, которого ожидал автор.
Давайте читать вместе!Вось #такое_чытво.
Отыскать книгу поможет электронный каталог Национальной библиотеки Беларуси.
Материал подготовлен отделом сопровождения интернет-портала.
