Кузьма Чорный обладал необычайным талантом романиста, и его замысел начала 30-х годов рассказать «у мастацкіх вобразах гісторыю беларускага народа ад знішчэння паншчыны і да нашых дзён» был поистине эпическим. Но мастер романной прозы, в то же время, был и мастером рассказа – чрезвычайно психологического.
Тонкого, как «дрымота верасня на ржышчы».
Рассказ «Вераснёвыя ночы», написанный в 1928 году, в свое время дал название книге прозы автора – а значит, был признан им знаковым, ключевым для собранных под одной обложкой текстов. Этот период творчества Чорного – все еще период молодости (автору нет и тридцати), но вместе с тем – это время активного творческого взросления, созревания таланта. Свою писательскую деятельность Чорный начинал с поэтических опытов, и, вероятно, в этом коренится лиризм его прозы, внимание к пейзажным деталям, а также тонкое умение создавать параллели между природой вокруг персонажа и его душевным состоянием.
Рассказ «Вераснёвыя ночы» в ряду других произведений, и не только принадлежащих перу самого Чорного, знаковый. Не потому даже, что в нем характерные авторские приемы и стилистика становятся более выразительными, более четкими. Примечательно, что Чорный оформился как автор, создал собственную палитру и свою манеру работы с текстом. Однако в данном случае особенно показательно смысловое наполнение: Чорный не обращается к темам духовного пробуждения нации, классовой борьбы и подобного. Наоборот, тема смены эпох звучит в этом тексте на третьем, четвертом плане, появляется эпизодически, как николаевская трехрублевка, которую героине подсунули в качестве оплаты за самогон. На первом плане здесь – человек, молодая женщина, проблемы не макро-, а микрокосма, имеющие для самой героини, конечно, космический масштаб.
Само название рассказа подталкивает нас к ассоциативному ряду. Сентябрь, дарящий последнее солнечное тепло перед осенними заморозками. Бабье лето. Осень, которая в народе считалась хорошим временем для свадеб.
Если пройти этим путем ассоциаций, более понятным становится общее психологическое состояние главной героини, Агаты, одинокой тридцатилетней женщины, которая живет вместе с овдовевшим братом и его маленьким сыном. Ее нервозность, неудовлетворенность жизнью и собой, которую она изливает на окружение, начинается прежде всего с ее неудовлетворенности собственным статусом. Вся она – точно тот урожайный сад, где опадают груши. У Агаты много нерастраченной нежности, много невостребованной красоты. Подсознательно ощущая эти свои духовные ресурсы, которым нет выхода, героиня злится – на все вокруг и на саму себя.
С одной стороны, она ведет хозяйство, половина всей собственности принадлежит ей, и ничто не мешает ей – считает Агата – иметь желаемого ребенка даже без брака. С другой стороны, она находится под давлением обстоятельств, навязанных с детства норм, «схем» счастья. Согласно такой «схеме», которую поддерживает и ее брат, Агата должна выйти замуж за Зигмунта Чухревича, немолодого и некрасивого, но влюбленного в нее. И Агата на какое-то мгновение пытается приспособиться к этим обстоятельствам, навязанным нормам. Пытается даже пробудить в себе нежность к Чухревичу, пытается получить удовольствие от его поцелуев и прикосновений. Но все ее существо, «поўнае жаночага хараства», против этого. И поэтому Агата убегает из-за стола, за которым сидят гости, сознательно подговаривая своего племянника сказать, куда (точнее, к кому) она пошла.
Чорный тонко выстраивает мир вокруг своей героини. Персонажи движутся и действуют в продуманных, детализированных декорациях. Образы-маркеры удачно определяют душевное состояние, расставляют необходимые акценты. Движения, реакции персонажей непринужденные, естественные: перед нами живые люди, не приукрашенные. Например, говоря о красоте белых рук Агаты, которыми она и сама любуется, Чорный замечает, что у нее были коротковатые пальцы. При этом образы часто становятся на удивление яркими, пластичными, реальными: «У звінючых кроплях вады, што ліліся з яе голых рук, люстравалася незлічоная рухавасць сонечных іскраў. І рукі яе, белыя і прыгожыя, былі празрыстымі і пахучымі. Гойдалася ў цэбры вада, льючыся праз край, і твару свайго выразна разгледзець у вадзе Агата не магла; толькі бялелі ў вадзе рукі, і гэта цешыла яе». Вещественность таких деталей, безусловно, добавляет реальности, вещественности и самим персонажам. Скажем, Чухревич в его парадном костюме и Чухревич выпивший, с кончиками волос на самых зубах, с «тупою санлівасцю вачэй», – это всё ещё один персонаж, который трансформируется в зависимости от точки зрения центральной героини, Агаты. И этим детальным, с продуманной и жизненной мотивацией образам мы верим.
К тому же, вместе со своей героиней Чорный достаточно серьезно задумывается о личном человеческом счастье, приходя к выводу, что, может быть, оно не менее важно, чем общее счастье всего человечества. И, более того, счастливый во всей полноте, не угнетенный посторонними ограничениями человек делает счастливыми других. И сам он становится другим, потому что очевиден контраст между Агатой в начале произведения, злой, как осенняя муха, кусающая ее за ногу, и Агатой в финале, Агатой, сделавшей собственный, осмысленный выбор. Пусть это выбор сердца, не разумный расчет – Чорный здесь полностью поддерживает героиню, добавляя светлые, радостные цвета в пейзаж вокруг Агаты. Человек и природа, в конце концов, в гармонии.
Ночь – неуверенность, неудовлетворенность собой и миром – закончилась.
«На ўсходзе заружавеў гэты першы прамень маладога сонца. Усход рассцілаў бяліць ружовыя палотны».
Давайте читать вместе!Вось #такое_чытво.
Отыскать книгу поможет электронный каталог Национальной библиотеки Беларуси.
Больше узнать о литературном процессе 1920–1930-х поможет виртуальный проект Национальной библиотеки Беларуси «На хвалі часу, у плыні жыцця».
Материал подготовлен отделом сопровождения интернет-портала.
