Фото: Sputnik.by
О том, что 16 мая день рождения у ее знаменитого деда – Тимофея Васильевича – написала у себя на странице в соцсети культуролог Юлия Чернявская:
«Читатели знают его под псевдонимом Василя Витки. Дедушке исполнилось бы 119 лет. Печатаю письмо из его переписки с бабушкой. Тогда ему было 32. Он работал в белорусских антифашистских изданиях в Москве, она с детьми мыкалась в эвакуации в Кургане. Письма он писал ей почти ежедневно. До «нашего счастья» оставалось еще полтора года», – написала на странице в Facebook Юлия Чернявская.
Текст письма:
«24 марта 1943 г.,среда.
Милая моя Оленька!
Вчера получил от тебя письмо с письмом Вилика, в котором нарисован домик. Неужели это он сам нарисовал? Молодец. Как бы мне хотелось быть с вами сейчас, когда растут мои милые детки, когда надо развивать, поддерживать их любознательность, стремление к познанию, руководить их впечатлительностью. Это очень интересная деталь, что Вилик в саду чуждается коллектива. По правде сказать, это меня тоже тревожит. В нем я вижу что-то от своей натуры, что мне тоже было свойственно в детстве, а потом осталось и на всю жизнь. Черта эта необходима и полезна, но только когда не дать ей возможности перерасти в свою противоположность – в пренебрежение, в самолюбие и ненужную гордость. Умение наблюдать, умение сомневаться, самому оценивать явления по-своему – все это необходимо. И я хотел, чтобы и мой сын приобрел их. Правда, сейчас мы видим, что это даже не приобретается, а передается природой. Все, что во мне есть хорошего (если только оно есть), то я бы хотел, чтобы в сыне оно повторилось еще в большем масштабе, в десять, в то раз больше.
Оленька, ведь Вилинька уже постепенно может приучаться к буквам. Пожалуй, это пора. Только нельзя ему этого навязывать, никакого, ни малейшего насилия. Важно найти такие точки соприкосновения с ним, чтобы интерес к книге, к рисунку, к цифре получил для него свой смысл, а не был для него обязанностью, повинностью. Спешить не надо, Боже сохрани!
Твое письмо и Вилинькины каракули – все это произвело на меня такое радостное впечатление, что я и сегодня все еще этим живу. Это может быть потому, что я от тебя такого (именно такого) письма жду уже давно.
Милая, родная моя! Я буду тебе помогать всем, чем только смогу. Только бы вы были здоровы всегда и дождаться бы нам нашего счастья. Я верил в него, что оно придет с этой весной, теперь жду его с летом. Жду, жду и надеюсь. Но надеяться мало. Олюська, я знаю и мучаюсь от того, что тяжело и что ты все это испытываешь на собственном горбу, в то время как я только сочувствую тебе. Оленька, не думай, что я могу когда-нибудь, что остаюсь и всегда буду перед тобой в долгу. И то, что ты переживаешь и переносишь сейчас – за это я должен отдать тебе все, все! И в этом будет мою счастье. Обнимаю тебя, моя хорошая, и целую за все, все… Извини меня за весь этот сумбур. Мне хотелось высказать тебе много, много хорошего, поэтому я пишу так нескладно, не думая, не читая, что написал, что получается. Да и вообще – не дай мне Бог писать писем, где надо соблюдать стиль, проверять расстановку слов. Важно, чтобы передалось то волнение и чувство, которые мне так хочется передать. Недаром Борис Пастернак называет поэзию стенографией души. Я за такую поэзию.
Люсинька, еще раз благодарю и целую тебя за хорошее письмо. Обними наших деточек и поцелуй их, моих милых и хороших.
Пиши, Оленька. Твой Тима».
Источник: Аргументы и факты
