В этом году отмечается юбилей народного писателя Беларуси Янки Брыля. Сколько дошло до нас портретов – на них большой сильный человек с простым и добрым лицом, с ясными глазами. Как в речной воде отражается небо, деревья и все, что происходит на берегу, так в этих глазах, кажется, отразилось само Время. Отпечаталась эпоха, промелькнула жизнь, горькой каплей на дно упала мудрость. Человек стареет – и с ним изменяются его глаза. И только писатель может выдохнуть на бумагу все то, что довелось пройти, все то, что прошло через его душу, прожгло ее болью, очистило и наполнило светом любви.
Янке (Ивану Антоновичу) Брылю выпало жить и взрослеть в эпоху великих переломов и великих бед. И, кажется, не было ни одной миновавшей. Родился в Одессе в 1917‑м на изломе лета, город захлестывала преступность: всюду банды и дезертиры с фронтов Первой мировой, погромы, грабежи, перестрелки… Затем Октябрьская революция, Гражданская война, интервенция – то румынская армия, то австро-венгры, то Антанта. Так и мыкался народ от оккупации до оккупации «цивилизованными европейцами». Каково жилось в те страшные годы родителям с десятью детьми? Самого младшего, Янку, берегли и любили всей семьей, но легкого детства ему не выпало. В 1922‑м, дважды переболев тифом, отец писателя Антон Данилович решился перебраться на Новогрудчину, откуда был родом, – в деревню Загорье Кореличского района. Да только после Рижского раздела Западная Белоруссия отошла Польше – и семье пришлось вдоволь хлебнуть житья «под панами». Отец через два года простудился и умер, дети остались сиротами, все заботы взвалила на себя мать.
Какова была та жизнь, писатель позже напишет в повести «Сиротский хлеб» – самой больной, самой трудной и горькой – и во многих других, рассказывающих о бытии западнобелорусской деревни. В них отразились все приметы и горести тех лет, и тихий, подспудный бунт против панства, и непримиримая борьба за право говорить и думать на родном белорусском языке, сочинять на нем, дышать им...
Семь классов польской школы, чужой речи, а все остальное – от бедности и необходимости с детства работать – самоучкой, запойным читателем книг, всех, до которых дотягивалась рука. В 14 лет он начал сочинять сам стихи. Особого успеха они не принесли, зато уже рождались в уме замыслы будущих рассказов и повестей. Все пережитое и подсмотренное у жизни ложилось в сокровищницу писательского ума – на будущее.
В 1939‑м его призвали в польскую армию, осенью попал в немецкий плен, бежал оттуда в 1941‑м – в родное село, бывшее уже советским. Десятилетия спустя написал об этом свое главное произведение – роман «Птушкі і гнёзды», о котором говорил: «Кніга напісана не па праву заслуг і пакут. Толькі па праву любасці да Чалавека – які ён ёсць, які ён будзе, бо павінен быць». Не автобиография – биография души, книга одной молодости, так сам автор называл роман.
Война для Янки Брыля, как и для других в его поколении, стала главным событием жизни. К ней он возвращался в мыслях и строках годы и годы спустя, и никакой мирный быт не мог заглушить этой памяти.
Он, бывший пленный, оказавшись вновь – в который раз уже за свою короткую жизнь! – на оккупированной территории, стал партизанским связным. В 1944‑м и сам ушел в партизаны вместе с матерью и братьями. Стал разведчиком бригады «Комсомолец», участвовал в боях, орден Отечественной войны II степени догнал его лишь в 1985 году, к 40‑летию Победы. Был редактором партизанской газеты «Сцяг свабоды», которую выпускал Мирский подпольный райком ВКП(б), и сатирического листка «Партызанскае жыгала». После освобождения Беларуси от фашистской оккупации молодого военного журналиста позвали в Минск. В 1945‑м вступил в Союз писателей СССР, год спустя вышла первая книга рассказов Янки Брыля. Был заведующим отделом редакции журнала «Вожык», работал в журналах «Маладосць» и «Полымя», в Государственном издательстве БССР.
«Про фашизм человечество знает, кажется, все. Пепел миллионов жертв его стучится в сердца людей. И все же кое-где пытаются снова и снова обелить эту чуму XX века – в глазах новых поколений, которые сами не пережили ужасов Второй мировой войны», – написано и издано это в 1975 году, а кажется, что сегодня.
Говоря о писателе, постоянно вспоминаешь строчку другого славянина, по эпохе – почти ровесника, харьковчанина Бориса Чичибабина: «…И всё-таки я был поэтом». Всё же первым словом в литературе для Янки Брыля стало слово поэтическое, и язык не поворачивается назвать его произведения прозой. Слишком лиричны они для этого риторического жанра, слишком близко подходит к автору его герой, порой сливаясь с ним воедино, а это больше характерно для стиха, прозаики все ж таки выдумщики.
Есть и страшное, трудное обращение к жанру документальной повести: книгу «Я з вогненнай вёскі...» в начале 1970‑х Алесь Адамович, Янка Брыль и Владимир Колесник писали вместе, собирая свидетельства уцелевших жителей белорусских деревень, сожженных фашистами вместе с людьми. Они так и не раскрыли, кто из них был автором каких строк, и только местами удается угадать публицистический стиль Адамовича либо узнать руку Янки Брыля…
Однако есть она, живет народная память – неподкупная память о фашизме гестаповском, концлагерном, хатынском. Суд народов не закончился в Нюрнберге. Он продолжается – в памяти народной. Суд этот необходим не только во имя исторической справедливости. Он живым нужен. Тем, кому угрожают будущие «фюреры». Неспроста говорится, что тот, кто не помнит своего прошлого, осужден пережить его снова. И потому так важно, жизненно важно, чтобы на весь мир звучала народная память, правда о фашизме.
В лирических миниатюрах, в записных книжках Янки Брыля – сотни человеческих судеб: родителей, потерявших детей на войне, одиноких женщин – сколько их было, не дождавшихся с фронта своих суженых и обреченных до старости вековать бездетными… Просто тихих работящих людей – с какой любовью, с какой вовсе не суровой нежностью очерчивает их образы этот писатель, здоровенный, как медведь, разве же заподозришь в таком душевный трепет? Но именно эта любовь, глубокая, пополам с печалью, идущая от самого сердца, и отличает его.
Чытаю гісторыю, думаючы пра змены фармацый, стагоддзі... і раптам яскрава, міжволі ўбачыў нястомную бабку Прузыну або Агату – як яна дробна, мільгаючы чорнымі, парэпанымі пяткамi, ідзе, спяшаецца ў поле ці з поля, дзе толькі праца ды праца... Дзеля кавалка яшчэ ўсё не вельмі шчодрага хлеба. Бабка прайшла, услед за многімі, Зямля ўсё круціцца, ідуць другія бабкі...
Политики развязывают войны, полководцы посылают солдат в бой, сменяются вехи, в жерновах истории перемалываются миллионы зерен-судеб. Обычные люди – работяги, горемыки, пахари и защитники своей земли, ее соль и пот. Не прославленные, не богатые, не знаменитые. Любимые люди Янки Брыля.
♦ Дыстанцыя ў часе дае пэўную аб’ектыўнасць у стаўленні да зробленага самім табою.
♦ Важней за ўсё – правільна думаць і адчуваць, не шкадуючы самога сябе дзеля праўды, бачачы сваё месца ў нашым жыцці, сваю работу, свой абавязак і сваю віну.
♦ Толькі чыстыя сэрцы бачаць сапраўдную прыгажосць.
♦ Быць чалавекам свайго часу трэба, дакладней кажучы – нельга не быць. Але ж як гэта важна быць яшчэ і над часам, быць тым, хто бачыць далей наперад, вышэй – агульначалавечае.
♦ Ты пачынаешся тады, калі ты робіш выбар сам.
Автор публикации: Ирина Овсепьян.
Рисунок Олега Карповича.
Источник: СБ – Беларусь сегодня
