В самую суматошную и прагматичную эпоху человеку нужно место для сказки, фантазии и творчества.
Мир потребления, навязчивой рекламы и стандартов гламурной красоты вызывает у многих потребность в защищенной «территории души»...
Не потому ли взрослые состоявшиеся люди вдруг начинают играть в эльфов и хоббитов или примеряют рыцарские плащи? В последнее время в Беларуси стали проходить мероприятия, на которых появляются персоны в очень красивых, сложных костюмах, напоминающих о викторианской эпохе: дамы в кожаных корсетах с заклепками и пышных юбках, кавалеры в цилиндрах и металлических очках, похожих на старинные летчицкие... Белорусы потихоньку запомнили непривычное слово «стимпанк», которым обозначается это направление. Появились группы сторонников в социальных сетях, на вечеринки собирается все больше и больше интересующихся. Во время одной из таких встреч всех приглашали в импровизированный полет на дирижабле, затем по рельсам города проехал реальный стимпанк-трамвайчик. Кстати, в этом трамвайчике были замечены известные детские писатели Андрей Жвалевский и Евгения Пастернак.
В общем, поговорить о подобных креативах, зачем они возникают, кто в них участвует, было интересно... Поэтому в конференц-зале «СБ» собралась необычная компания – казалось, что сейчас здесь начнутся съемки костюмированного исторического кино. Итак, лидеры отечественного стимпанк-движения: музыкант, режиссер, лидер группы «Верасень» Ольга Акулич; дизайнер, мастер по металлу Дмитрий Тихоненко; руководитель рекламной компании Сергей Гайко; поэтесса Вика Тренас; художник Елена Гайко. «Взгляд сбоку» обеспечивали литератор и перформер Илья Син и я, писатель-обозреватель Людмила Рублевская.
– Что же такое стимпанк?
О. Акулич: Это направление прежде всего в изобразительном искусстве. Оно создает воображаемый мир будущего, так называемый ретрофутуризм. В этом мире в XIX веке человечество сделало выбор в пользу машин на паровом двигателе. То есть не компьютеры, электричество и синтетика, а пар и натуральные материалы. Отсюда и название: «стим» – по-английски пар. А «панк» – потому что это не гламурный мир, а иногда даже с элементами апокалипсиса. Стимпанк возник после киберпанка.
Д. Тихоненко: Некоторые вещи не нуждаются в тщательном «формулеже». Они понимаются интуитивно.
О. Акулич: В Беларуси стимпанк только начинается. А в мире много художников, работающих в этом стиле.
Д. Тихоненко: В нем производят автомобили и мотоциклы... Некоторые даже реально ездят на пару.
Е. Гайко: Это движение для людей активных, путешественников, исследователей, создателей механизмов.
С. Гайко: В XIX веке люди творили, изобретали, создавали. А теперь мы пользуемся тем, что они создали, но ушли в другую сторону. Все стало промышленным, проще, дешевле. Менее надежным, менее настоящим. Пластик, дешевая ткань... Раньше одежду можно было носить пятьдесят лет, а сейчас покупаем – и через год выбрасываем. В стимпанке люди ищут что-то настоящее. В том числе и подлинных отношений – как в XIX веке, когда были джентльмены и леди.
В. Тренас: Чтобы лучше понять стимпанк, почитайте авантюрно-приключенческую литературу, которая появилась во второй половине XIX – начале XX века. Герберт Уэллс, Артур Конан Дойл, Роберт Стивенсон, Жюль Верн. Внутри стимпанка есть несколько разных концептуальных проявлений. Например, более близкое к фэнтези, или вестерн-стимпанк, с культурой, привнесенной ковбоями. Первые револьверы, клинки, спрятанные в трость, железные фляжки...
«СБ»: Думаю, что и местную привязку можно найти. Молодой белорусский писатель Виктор Лупасин сочинил повесть о том, как в 1864 году шляхтичи летали на Луну на дирижабле с паровым двигателем. Кстати, даже в моем романе «Авантуры Пранцiша Вырвiча» в XVIII веке по слуцкому замку Иеронима Радзивилла разъезжает «железная черепаха» – созданный по чертежам Леонардо да Винчи танк на паровом двигателе... Мне кажется, настоящей стимпанковской фигурой был Якуб Наркевич-Иодко, живший в XIX – начале ХХ века, которого звали белорусским Теслой. Он проводил масштабные эксперименты с электричеством в своих имениях, заслужив прозвище «Ловец молний».
И. Син: У нашей перформанс-группы «Экзарцыстычны Gesamtkunstwerk» была идея проведения фестиваля современного искусства «Ру(i)ны» в усадьбе Наркевича-Иодко Наднеман, и обязательно с опытами с электричеством. Здесь нас интересуют одновременно два аспекта: собственно художественный (ведь исторические руины – это очень интересная среда) и охрана историко-культурного наследия. В Беларуси много памятников, которые стали руинами, и мы не знаем, что с ними делать. Не все можно реставрировать, и они остаются ничейными. А мы хотели бы показать, что руины могут стать интересным и самодостаточным историческим артефактом – может быть, даже более впечатляющим, чем те новоделы, которые иногда появляются на их месте.
С. Гайко: Мы будем только благодарны, если кто-то найдет белорусский материал для стимпанка.
«СБ»: И, конечно, сразу возникает вопрос: зачем все это? Почему вообще появляются субкультуры?
О. Акулич: Разумеется, после первых публикаций о нас в Интернете стали появляться комментарии типа «Придурки, шли бы лучше работать». Парадокс в том, что все мы работаем, все состоявшиеся, успешные, взрослые люди. Нет неустроенных маргиналов. Просто мы не ждем, что кто-то сделает интересной нашу жизнь, а делаем это сами. В XXI столетии большинство является потребителями массовой культуры. А у человека есть сильная потребность быть не только потребителем, но и создателем. Расцвет в современном мире субкультур – реконструкторских, рыцарских, ролевых, – на мой взгляд, имеет причиной то, что люди хотят сами быть творцами.
«СБ»: Одной из причин возникновения субкультур называют еще и эскапизм – уход от реальности в выдуманный мир.
Е. Гайко: В нашем сообществе вряд ли присутствует уход от реальности. Это довольно близкая нам эпоха, где есть механизмы, это не фэнтези с эльфами и волшебными птицами. Просто мне кажется, что каждому хочется самого себя проявить в ином качестве. На работе ты играешь по правилам работы, дома играешь роль мамы, папы... Везде выполняешь то, что необходимо. И где-то должны оставаться кусочки времени и пространства, где ты можешь быть другим.
Д. Тихоненко: Так это и есть уход от реальности.
И. Син: Не совсем так – скорее, освоение или даже создание новых ее измерений. Ведь реальность многомерна, она не исчерпывается теми примитивными жизненными установками, которые предлагает нам нынешнее общество потребления – к примеру, купить машину лучше, чем у соседа. В силу, наверное, самой своей природы человек имеет не только бытовые потребности. То есть это нормально, когда взрослый дядя с 9.00 до 18.00 делает то, что требует от него общество, а в остальное время – то, что хочет его натура. И плевать, если за это никто не заплатит, а у соседа машина круче.
Д. Тихоненко: А для меня стимпанк – действительно уход от современной реальности. Мне приелась одноразовая посуда, мобильные телефоны, сенсорные экраны... Для меня неприемлем синдром кнопки, по которому живет молодежь: нажал кнопку – получил результат. Я создаю для себя иную среду – где есть механизмы, где нужно работать руками, потому что я считаю, мозг тупеет, когда начинаешь нажимать кнопки, а механику забываешь. А в механизмах должен быть металл, который мне по душе: бронза, медь... У меня до сих пор на работе стоит дисковый телефон, а дома медные мойка, вытяжка, плита. Езжу на стареньком «Мерседесе» 1987 года, потому что там есть тумблеры, рычажки... В своих работах я совмещаю старые традиции с современными инженерными инновациями. Даже мобильный телефон себе изготовил в кованой оправе.
«СБ»: И он действует?
Д. Тихоненко: Я бутафории не делаю. Нормальный телефон, по которому звоню. Внутри, конечно, электроника... Я создаю среду, в которой могу уйти от современной реальности. Прихожу на вечеринки, смотрю на ребят, которые в костюмах танцуют бальные танцы... Хотелось бы еще, чтобы вокруг был настоящий замок... Чувствуешь себя в другом веке, где нет компьютеров.
В. Тренас: Это возможность приятного общения. Я не знала о существовании стимпанка, но как арт-менеджер сотрудничала с группой «Верасень» и Ольгой Акулич. Как-то мы разговорились, и я поняла: то, что нам обеим нравится, уже существует и это стимпанк.
Д. Тихоненко: Многие увлекались им, не зная, что это такое. Мы все познакомились случайно, например, в Сети, как я с Ольгой. Пригласил ее к себе в мастерскую, мы поговорили и решили: нужно собрать единомышленников! Бросили клич...
О. Акулич: Выяснилось, что Сергей с Еленой давно устраивают подобные, но камерные вечеринки для друзей.
Д. Тихоненко: А теперь в клубы на наши тематические вечера приходит столько человек, что не вмещаются.
Е. Гайко: Хорошо, что стимпанк не завис в сетях на уровне разговоров и фотографий.
«СБ»: И все же у меня складывается впечатление, что это элитарное сообщество, игры обеспеченных, скажем так, людей. Ведь даже ваши металлические очки-гогглы приобрести или сделать школьнику не под силу...
О. Акулич: Здесь не элитарность и не обеспеченность, здесь другое отличие. Это взрослая культура. Когда мы говорим о субкультурах, обычно имеем в виду подростковые увлечения. Панки, эмо, готы... А посмотрите на нас: мы все молоды, конечно, душой, но по жизни состоявшиеся люди.
Д. Тихоненко: И очки сделать вполне доступно. Просто молодые не хотят, не умеют работать руками. Синдром кнопки, о котором я говорил. Искал себе подмастерье. Вроде как и желание есть, и приходят... Даю работу, а он: «Зачем мне точить напильником или надфилем, если есть лазерная резка?» Над теми же гогглами нужно посидеть, вложить в них душу, чтобы они «ожили». Можно, конечно, купить китайские, пластиковые, крашенные под металл...
Е. Гайко: Мне кажется, молодежь это воспринимает как какое-то чудачество. Молодые люди хотят самоутвердиться, им хочется стать очень взрослыми. А в стимпанк приходят люди взрослые, которые играют. Молодым не присуще ироничное отношение к самому себе.
С. Гайко: Это ключевой момент! Люди, которые себя воспринимают очень серьезно, не приживаются в стимпанке. Здесь нужно смотреть на себя со стороны и немножко внутренне похохатывать.
О. Акулич: Как направление искусства – это противопоставление штамповке и массовому производству. То же в движении исторической реконструкции. В любом рыцарском клубе есть и рыцари, и оруженосцы, и прекрасные дамы, и торговцы... Это воображаемая вселенная, в которой разные персонажи, разные занятия. У меня есть знакомые профессиональные повара, которые участвуют в рыцарском движении, устраивая во время турниров аутентичную средневековую кухню.
С. Гайко: А у меня есть три знакомых монаха. Точнее, мои друзья, которые в рыцарских тусовках играют роли средневековых монахов. Торгуют, например, индульгенциями.
Д. Тихоненко: Интересно, палач есть где-нибудь?
С. Гайко: Есть. Хотя я лично с таким не знаком.
О. Акулич: На наши вечеринки люди приходят в костюмах, изготовленных своими руками. Кто-то стремился к аристократизму, к точному копированию викторианской эпохи, а кто-то приходил в образе путешественника, ремесленника, бродяги.
Д. Тихоненко: Каждый выбирает себе персонаж. Я хочу быть механиком.
С. Гайко: Когда я только начинал, я был этаким «безумным изобретателем». У меня имелась «шапка демиурга», на которой двигались стекла, механизмы.
В. Тренас: Мне кажется, для меня больше подходит образ суфражистки, первой феминистки.
О. Акулич: По статистике, только пять процентов человечества интересуется такими вещами, как искусство, театр... Так что, по большому счету, искусство – девиация человеческого общества.
И. Син: А между тем сто процентов детей интересуются искусством. Все они что-то рисуют, лепят, изображают героев... Для них это естественно.
О. Акулич: А потом им говорят – не вертись, веди себя прилично...
«СБ»: И, не наигравшись в детстве, человек пытается наверстать свое, хочет карнавала?
О. Акулич: Говорят, выбери себе дело по душе – и тебе не придется работать ни дня. Можно относиться к жизни, как к очень тяжелой задаче, где надо соответствовать. А на самом деле жизнь – интересная штука. А мы своего внутреннего ребенка пытаемся загнать в какие-то рамки. Но у большинства людей, которые так делают, и «внутренний взрослый» не развит. Опасность не в субкультурах, не во «взрослых играх». А в том, что человек слишком себя, внутреннего, глубинного, зажимает, калечит. Отсюда и нервные срывы, и выплески агрессии. Игра – естественное занятие для человека. И для взрослого тоже.
«СБ»: Попытки уйти в другую реальность должны иметь разумные границы. Человек всегда недоволен тем, кто он есть, и хочет быть кем-то еще. Помню, как мы писали о барышне, которая работает медсестрой, но искренне считает себя эльфом. О зооморфах, которые ищут в себе приметы зверя либо птицы... Одни на уровне «узнай своего внутреннего зверя», а другие всерьез начинают верить, что они волки, тигры и т.д., физически, поведенчески начинают подражать избранным существам, иногда даже тело свое чудовищно изменяют пластическими операциями.
Д. Тихоненко: Неадекватные люди есть везде.
О. Акулич: Просто наше население в большинстве своем абсолютно безграмотно в том, что касается психологии. Путают причины и следствия. Мы думаем, что этот молодой человек так себя ведет и у него проблемы в семье, потому что он гот. А может быть, наоборот? Его внутреннее психологическое устройство, проблемы в семье и влекут его именно к такой субкультуре. Мы можем заметить, что определенные агрессивные направления музыки близки определенным молодым людям, любящим, скажем, помахать кулаками. Но это не значит, что музыка их сделала такими. Мы понимаем, что в ролевых играх есть много людей с выраженной шизоидной компонентой. Но эта компонента в характере отвечает за творчество. Мы говорим о шизоидности, а не о шизофрении!
С. Гайко: Если бы вы знали, какое «мочилово» бывает после концертов, на которых исполняется музыка Моцарта!
Д. Тихоненко: Опасность есть во всем, даже в игре в шахматы.
О. Акулич: Почему термин «субкультура» у нас носит какой-то негативный оттенок? Это в СССР нужно было всем носить одну форму, ходить строем. Прелесть мира в разнообразии. Культура – это в том числе и то, что мы создаем ежедневно. И если я люблю классическую музыку, это не значит, что я ненавижу всякую другую. Если кому-то симпатичен стимпанк как направление самодеятельного креатива, это не значит, что все остальное человек отвергает.
Е. Гайко: У нас очень оптимистическое, созидательное, как мне кажется, движение.
О. Акулич: Помню, как в восьмидесятых годах обсуждали молодежные субкультуры: это плохо, это опасно... Так ведь хипари семидесятых выросли и стали почтенными папами и мамами, бабушками и дедушками. Рок-н-ролльщики 1960-х, которые переписывали музыку на рентгеновские снимки, сейчас тоже почтенные пожилые люди. Они были разными и остались разными. Как наши игры будут восприниматься через десять лет, мы не знаем. Возможно, для тех детей, которых берут в стимпанк-трамвай, когда-то наши мероприятия станут чем-то таким умилительным, как для меня поездки родителей в турпоходы с палатками и песнями у костра.
«СБ»: Надолго ли стимпанк? Сколько уже на нашей памяти всяких течений-направлений сменилось...
И. Син: Недавно в плане своего отношения к прогрессу эти субкультурные течения делились на два направления: технократический и технофобский, своего рода «луддизм». Стимпанк удивительным образом сочетает обе эти категории – ведь понятие «ретрофутуризм» само по себе парадокс. Поэтому стимпанк – что-то действительно новенькое, это явление «прописано» именно в XXI веке, но никак не в ХХ. К тому же все способы творческого самовыражения важны. В обществе ведь как принято: ты имеешь моральное право творить, только если у тебя есть профильный диплом или, скажем, удостоверение Союза художников. А если ты сантехник – то извините... Но творить могут и имеют право все, независимо от профессии. Творчество имеет ценность и как процесс, не обязательно в результате должен получиться какой-то стоящий артефакт, который можно повесить на стенку.
О. Акулич: Мы не знаем, надолго ли. Есть понятие – гот из супермаркета. То есть теперь в каждом супермаркете можно купить что-то с шипами, заклепками, черепами... Возможно, китайские модельеры введут в моду аксессуары в виде шестеренок а-ля стимпанк, и это на какое-то время станет модно. Но вспомним, например, рыцарское движение, историческую реконструкцию: есть те, кто серьезно этим занимается, изучает одежду, фехтование... А есть те, кто просто приходит в качестве зрителей, пользуется аксессуарами. И таких большинство. Мы не стремимся заманить в свои ряды всех поголовно.
Д. Тихоненко: Надолго или нет – судить нельзя, а, в принципе, за этим будущее. Читал в Интернете, что даже производители компьютерной техники открывают линейку по производству компьютеров в стимпанк-стиле.
В. Тренас: Стимпанк может менять аудиторию и ее количество, но он будет еще долго существовать. Так же, как всегда будут читать приключенческую, авантюрную литературу.
С. Гайко: Мир заточен на то, чтобы больше производить и продавать. Стимпанк выпадает из этой цепочки. Это позапрошлый век, уникальные вещи, несколько идеализированные отношения. Стимпанк развивают люди, которые хотят уйти от крысиных бегов.
О. Акулич: Мы, конечно, идеализируем XIX век, потому что на самом деле он был жесток. В XIX веке профессиональных артистов было немного. Но в любой дворянской усадьбе кто-то умел играть на клавесине или гитаре, пел для гостей... В деревне все умели петь и танцевать, жил какой-нибудь пастух, который играл на дудке... Двадцатый век родил профессиональное искусство, которое стало массово потребляться и копироваться. Мы пытаемся своим маскарадом доказать, что все люди могут быть не просто потребителями, а создателями культуры.
Справка «СБ»
Стимпанк – направление научной фантастики, моделирующее цивилизацию, в совершенстве освоившую механику и технологии паровых машин, со стилизацией под эпоху викторианской Англии. В настоящее время формируется как субкультура. Есть в дизайне, графике, музыке, литературе, моде и т.д. Один из наиболее ранних примеров стимпанка – подводная лодка «Наутилус» капитана Немо из экранизации романа Жюля Верна «20 000 лье под водой» студией Уолта Диснея. Персонажи – это аристократы в цилиндре, фраке и рубашке с кружевами, дамы в корсетах и кринолинах, рабочие в кепках, куртках, сапогах, «безумные ученые» вроде Франкенштейна и т.д. Используются карманные часы на цепочке, трости, зонты, металлические защитные очки – гогглы. В аксессуарах изобилуют рычаги, вентили и шестерни, материалы – патинированная медь и латунь, полированное дерево и кожа.
Источник: газета «СБ – Беларусь сегодня»
