Утопии, говорят, замечательная вещь, но исключительно на бумаге. Как и любой миф, иллюзия, в реальном мире они не очень жизнеспособны. Поэтому естественно рождение жанра антиутопии – полемики с мифом. Можно даже сказать, что без утопии жанр, который с ней полемизирует, не родился бы вовсе (спорить было бы не с чем).
Антиутопия изображает опасные последствия государственного порядка, построенного в соответствии с неким социальным идеалом. То есть утопический идеал здесь преувеличен, доведен до абсурда... или, возможно, просто до своего логического завершения?
Сегодня мы предлагаем уважаемым читателям подборку самых интересных и знаковых антиутопий мировой литературы.
Какой вариант ближе всего для вас?
Евгений Замятин. «Мы»
В ХХІV веке люди могут не задумываться о пище или жилье, – все это им обеспечивает технократическое общество так называемого Единого Государства. Но в то же время люди потеряли свою личность, свои имена, свою индивидуальность: каждому из них присвоен только номер (соответственно, жители штата называются «нумерами»). В некотором смысле это похоже на философию пролеткультовцев, с которыми автор активно спорил: «Уже нет миллиона голов, есть одна мировая голова».
За каждым из «нумеров» ежеминутно наблюдают агенты Бюро Хранителей, общество буквально прозрачно: вы не можете спрятаться за стеклянными стенами, разве что используя «право на розовые шторы» (регулируемую физическую близость). Единое Государство, в соответствии с историей художественного мира произведения, было создано после страшной двухсотлетней войны, когда Зеленая стена отделила скудные остатки человечества от остального мира и приняла план Благодетеля. Главный герой (нумер D-503) воспевает основы своего общества следующим образом: «О, великая, божественно-ограничивающая мудрость стен, преград! Это, может быть, величайшее из всех изобретений. Человек перестал быть диким животным только тогда, когда он построил первую стену».
Несвободу нумеров и счастье, полученное из рук Благодетеля, ежегодно переизбираемого населением, Джордж Оруэлл в одном из своих эссе не случайно сравнивают с несвободой Адама и Евы в Эдеме. Энтропия, которой жаждут революционеры из группы «-1», – это желание вырваться из порочного круга, райского сада, желание взять на себя ответственность за свою свободу, разрушить стену рациональности (которую Замятин подчеркивает «математической» терминологией), соединить безымянные нумера с душой – мятежной, беспорядочной.
Человеческой.
Отыскать книгу поможет электронный каталог Национальной библиотеки Беларуси.
Владимир Набоков. «Приглашение на казнь»
В своем романе через историю Цинцинната Ц. писатель изображает общество максимальной прозрачности, где любая попытка скрыть свои мысли, побыть наедине с собой вызывает возмущение и протест окружающей среды. Ведь всё вокруг – пространство сообщества, коллектива. Дети, супруги – здесь все становится общим, частное исчезает как явление. Личные границы, естественные и необходимые для полноценного человека, размываются и исчезают, и даже тело героя, похоже, не принадлежит ему, подчиняясь в первую очередь его палачам.
Главный герой, сквозь которого транслируются на читателя идеи произведения, «с ранних лет, чудом смекнув опасность, бдительно изощрялся в том, чтобы скрыть некоторую свою особость. Чужих лучей не пропуская, а потому, в состоянии покоя, производя диковинное впечатление одинокого темного препятствия в этом мире прозрачных друг для дружки душ, он научился все-таки притворять сквозистым, для чего прибегал к сложной системе как бы оптических обманов…»
Мир «прозрачных» для тех, кто выпадает из большинства, становится миром несвободы. И состояние, в котором мы встречаем главного героя, – состояние пленника, – это неизбежность, в которую стадо загоняет аутсайдера. Неизбежность, актуальная как для фантасмагорического мира Цинцинната Ц., так и для реального мира вне художественной условности.
Сформулированный Оруэллом софистический лозунг Океании «свобода есть рабство» также реализован в набоковском тексте. Запутанная, извращенная логика тюремщиков создает вокруг главного героя маскарад, где роли меняются и запутываются, где палач хочет быть лучшим другом заключенного, а на собственную казнь получаешь приглашение.
Как и у Замятина, в тексте Набокова на первый план выходит мотив духовного и физического разделения. Как образно – поскольку заключенный Цинциннати Ц. живет больше своими мечтами и снами, – так и буквально. Что такое смертная казнь, если не окончательное (роковое) отделение души от тела?
Однако смерть здесь – это возможность выбраться, вырваться из-под власти ограничений, из стен несвободы, перейти на качественно новый уровень существования. Как и в «Мы», человеческого, ведь все вокруг главного героя оказывается искусственным, бумажным.
А настоящее еще только ждет его – впереди.
Отыскать книгу поможет электронный каталог Национальной библиотеки Беларуси.
Джордж Оруэлл. «1984»
Мир, изображенный Оруэллом в его культовом романе, как и мир повести Замятина, пострадал от великой разрушительной войны. Разрушение и нищета повсюду, могущественные сверхдержавы борются за власть на континентах, «меняя врага каждые четыре года». В Океании, где разворачиваются главные события, культ личности Большого Брата (англ. «BigBrother»). Общество Океании социально разделено («мало ли что говорят пролы»), язык этого общества – обкорнанный новояз. Язык – душа народа, и душа этого народа так же искалечена: кровавые документальные кадры с фронта, которые, будто развлекательные фильмы, демонстрируются в кинотеатрах, вызывают только смех. Нет уверенности в датах (герой колеблется даже относительно даты своего рождения), нет уверенности в завтрашнем дне.
Уинстон Смит, главный герой романа, как Д-503 Замятина, пытается записывать события своей жизни и чувства – чтобы не держать их внутри. Однако между героями Замятина и Оруэлла есть принципиальная разница. Если Д-503 изначально не сомневается в законах общества, в котором живет, и только ход событий (и любовь) заставляет его постепенно отходить от заложенной в него «программы», то с Уинстоном Смитом мы встречаемся, когда он, внешне поддерживая идеологию партии, уже сомневается во всем, что его окружает. Другими словами, герой Замятина изначально не чувствует недостатка свободы и ограничений – и через серию новых переживаний он «очеловечивается» и начинает осознавать окружающие его стены. Герой же Оруэлла чувствует, что вокруг него возведены стены, чувствует угрозу и напряжение, которые пытается заглушить джином.
Еще один способ заглушить чувства – это транслировать их на бумагу. Так поступают герои антиутопий Замятина, Оруэлла и Набокова. Записать чувства – значит сохранить, защитить, оградить их от неустанной «прозрачности» враждебного общества и бессонных глаз шпионов.
Но, как и Д-503, Уинстона Смита ломает система. «Есть такое –твои собственные поступки, – от чего ты никогда не оправишься. В твоей груди что-то убито – вытравлено, выжжено». Что же это «что-то»? Человечность? Фантазия? Душа?
Или, по словам Оруэлла, мысль. Независимая человеческая мысль под ежеминутным надсмотром не возможна как явление. «Но все хорошо, теперь все хорошо, борьба закончилась. Он одержал над собой победу. Он любил Старшего Брата».
Отыскать книгу поможет электронный каталог Национальной библиотеки Беларуси.
Так давайте оставим внутри себя, вопреки математической гармонии, немного природного хаоса, души. Давайте выйдем за рамки условностей и косности. Давайте наслаждаться высочайшей свободой, которой обладают человек и Человечество, – свободой мысли.
В рубрике «Блог профессионального читателя» найдется еще больше читательских рекомендаций для вас, в том числе – и по современным белорусским антиутопиям.
Вот #такое_чытво.
Материал подготовлен отделом сопровождения интернет-портала.
